Игорь Левин
 
Изыски
Ночи
Рубайат
Когда мы были
Я совершенства в женщине искал
Печально я гляжу на море по колено
Махнём в Канаду, говоришь
Что не вписалось может быть и главным
Сестра-краткость
Городок
Печально я гляжу на море по колено


Пока ещё есть капли на стекле

Пока ещё есть капли на стекле
И отпечатки пальцев на стаканах. 
Жизнь продолжается и все мы — великаны.
Щелчком вождей сбивая с эполет, 
Не просто хмуримся — мы с думой на челе,
Не бабу щупаем, а женщину лелеем.
Не под забором — рядом с Мавзолеем.
И всё не сдуру, всё, как Бог велел.

[2 июля 2002]


Проснусь в високосном

Проснусь в високосном и рядом та, чей я.
В виски прошлогоднее лупит крещендо.
И как промолчать бы о том половчее,
Что только желание выпить священно?


Пьянка в хорошей компании

Сижу в тепле, вокруг меня Канада,
Вся грязь России где-то позади,
А я грущу, как будто так и надо,
Сижу в тоске и пиво пью один.

Ну не один, с тобой я пью, мой Лорес,
В красивой позе лёжа у стола,
Я дань плачу урокам всех историй, 
И пью вино, что осень родила.

Я из бутылки пиво пить не стану,
С дивана встану, чтоб без дураков,
И пожелтевший свой стакан достану
С тобою выпить, Мишка Кочетков.

Но мы крепки, и что нам это пиво — 
Нас не поймёт любимая страна,
И Бережков московского разлива
Грядёт Мамаем с бочкою вина.

Лицо у Долиной пойдёт сплошною сыпью,
Прости, дружок Егоров, эту трель.
Потом с непьющим Ланцбергом я выпью,
И даже с Дольским, ранним, как апрель.

А вот с Высоцким точно пить не стану,
Хотя его по-прежнему люблю:
Он начинает тупо грызть стаканы,
Когда пора ребятам по рублю.

Пора вставать, сейчас нагрянут мэтры,
Опять притащит Кукин свой портвейн...
Вокруг меня пустые километры.
Тянусь один к бутылочке своей.


Смерть великого поэта

Смерть великого поэта...точка нужна?
Посвящение многим и множащимся.

Ну что поделаешь, эта как-бы поэма вся в эпизодах.

Эпизод номер один:
Разговор с молчаливым сержантом милиции.

Ну что же, не скроешь, я был уже пьяным,
И он неспособен был молвить глагол.
Он тыкал бессмысленый взор в фортепьяно,
Тактируя что-то свободной ногой.

Да что Вы, сержант, ну какой уж тут юмор?
Мы выпили вечером, ночью он умер.

Сержант, перестаньте бодаться глазами,
Как будто бы мне не сносить головы.
Я вижу всё то, что Вы видите сами.
Такой человек не бывает живым.

А лучше бы выпить, ведь это чудесно,
Что гибель Поэта хоть Вам интересна.

Номер два эпизод :
Или я я что-то делаю иль в двери стучусь головой неумелою.

Звонил его музе от первого брака,
Дождался, пока доводила лицо.
Сказал, что он умер. Спросила — от рака?
Он жутко курил, ресторанная драка?
Её успокоил я — сдох, как собака.
«Да, я и считала его подлецом». 

Потом я к друзьям-стихотворцам рванулся.
Сказать, что скончался Великий из них.

Я думал, что льщу им, но я обманулся.
Его прихлебатель к стене отвернулся,
Его почитатель стихом отмахнулся.
Шарахнули матом, но я увернулся.
Похоже, что нет у поэта родни.

И вроде бы я промолчать изловчился,
Что весь он в блевотине и измочился,
Что пропит он, словно последний пятак.
Но это, похоже, им близко и так.

Свидетели в третьем эпизоде. Впрочем, считайте, как умеете.
Свидетели:

Случайный прохожий:

Шёл приподнят и весел,
Не хватаясь за перила.
Я, как мячик мало весил
И душа моя парила.
На душе звучало скерцо.
Я его и не заметил.
Да, я думаю, что сердце.
Он ступени кровью метил.
Только я его не видел,
Я любил и ненавидел.
На душе звучало скерцо.
Да, я думаю, что сердце.

Случайная любимая:

Он от меня ушёл, но как-то странно.
Не странно ли — ушёл он от меня?! 
Всё бормотал, что редьку ресторана
На хрен поэта трудно поменять.
Он проводил, нелепо поклонился,
К руке качнулся, взял и удалился.
А по дороге всё читал стихи.
Но я не слышу этой чепухи.

Дворник:

Мы эту светлость видели вчера.
Так надираться гоже ли с утра?

Сосед:

Поскольку я правду поклялся — 
Постольку я правду и вправду скажу.
Он ангелом не был, поссать приземлялся, 
И всё норовил к моему гаражу.

Летописец:

Я помню монолит, исчерченный рукою
Каким-то из мессий под пение ослиц.
А если мне налить — я вспомню и такое,
Чего, прости мне, Бог, тебе не донесли.
Позвольте закусить. Ну что там о поэте?
Я знаю за него и всё и ничего.
Он умер, это — да, ну где-то в тридцать третьем.
Родился в никаком каком-то нулевом.

Сам Поэт с извинениями:

Похоже, я — двойной, ранимо-толстокожий.
Поэт во мне дерзит, а я не знаю зла.
Вот женщина ушла. Любимая, похоже.
Похоже, что любил. Похуже, что ушла.
Но я ещё вчера поэту выдал тоже.
По зеркалу судить — я выдал хорошо.
Вот он и загрустил, расстроился, похоже.
Вот он, а так же я растаял и ушёл.

Эпилог: 

В честь Поэта на площади сбацали гимн.
Оттащили туда, хоронили нагим.

Аппендикс:

Ну, а дальше про душу и совесть.
Вот и всё. Продолжается повесть.


У запоя есть свои законы

У запоя есть свои законы
И не надо путать времена.
Если время выносить иконы —
То молебн не нужен ни хрена.







Copyright©1974-2024 Игорь Левин.
Design by Veddma Websdesign [www.veddma.com].

пегас